15-10-2009 
15-10-2009 
Золотая Рыбка писал(а):
а вы не моя мама?
Есть такое... а ещё "Вы меня с собой заберёте?". Девчонки ревут прямо там... Понятно, что это капля в море и для многих, во многом, какое-то оправдание перед самим собой. Но как бы то ни было такая помощь в принципе одна из немногих вещей в этой жизни с реальным, а не надуманным, смыслом. Мне так кажется...

_________________

"Аэродинамика - это для тех, кто не умеет строить мощные моторы" - Энцо Феррари

  •  
15-10-2009 
15-10-2009 
Les_nik писал(а):
Мне так кажется...
все правильно, и вы молодцы. С маленькими трудно, и с выпусниками тоже проблемы не детские. Одни квартиры чего стоят, все наровят обдурить их. В этом году 10 пацанов призывают в армию, пытаемся оставить их служить в области в одной войнской части. И тут подмазывать приходится.

_________________

Никогда не преувеличивайте глупость врагов и верность друзей.
М.Жванецкий

  •  
15-10-2009 
Ustas-KZ писал(а):
Золотая Рыбка писал(а):
Ustas-KZ писал(а):
Золотая Рыбка писал(а):
У нас то же есть детдома....Но я не могу!...
для меня самое ужасное в том, что дети в детских домах в возрасте 5-6 лет уже сильно отличаются от обычных детей у которых есть родители. Можно и игрушки и конфеты и компы дарить, но вот выражение лица и глаз не исправить этим.
Откуда знаешь ? Rolling Eyes
шефствуем над одним детским домом уже лет семь, он далеко от областного центра, там больше сельских детей. В этом году помогаем и тем кто смог поступить в ВУЗы.
Amd Thumbs up

_________________

Нахожусь в прекрасном возрасте: дурь уже выветрилась ,а до маразма еще далеко !

  •  
15-10-2009 
15-10-2009 
Ustas-KZ писал(а):
И тут подмазывать приходится.
Россия... она везде. У меня одногруппница (тоже сирота) все пороги у судов поотбила пока крышу себе, хоть какую-нибудь, выбила по месту работы... И это уже взрослый человек с друзьями, которые хоть на улице не оставят.

_________________

"Аэродинамика - это для тех, кто не умеет строить мощные моторы" - Энцо Феррари

  •  
18-10-2009 
18-10-2009 
вот креатифчик... ничо так, и читается легко

В квартире Василия завелся поэт. Ему задолго до этого жена говорила, что пропадает выпивка из холодильника и хлеб из хлебницы, но Василий не верил и все списывал на обычную бабскую манеру заполошничать по пустякам.
- Ну откуда поэту взяться? – возмущался он. – Вроде ж и чисто тут, и гитары не держим, и вслух не читаем ничего. И в на полках только проза. Ну откуда поэт-то?
- Даа. А я в ночи на кухню зашла, свет включила... Каак метнется тень какая-то за плиту! Кому еще быть-то? А позавчера я случайно так крышкой от кастрюли – дзыынь. А мне шепотом «Остынь, полынь, латынь». Рифмы подбирает. А самого, главное, не видно.
-Да показалось тебе. – отмахивался Василий.
И вот однажды, Василий посреди ночи решил вдруг водички попить. Вошел на кухню, щелкнул выключателем и обнаружил за столом настоящего поэта. Поэт пил водку и закусывал хлебушком. От света он заморгал часто и потер сильно небритый подбородок. Может руки чесались, а может и подбородок.
- Твою мать! – удивился Василий присутствию поэта.
- Давайте восклицать, потом уж допивать. Затем уж доедать. О маме вспоминать! – засуетился поэт.
- Отвратительные стихи! – хлестнул наотмашь критикой Василий.
- Я знаю! – увернулся от критики поэт. – Я графоманю от тоски, сплетаю в рифмы буквы, строки. Кипят от творчества мозги. К чему так критики жестоки?
- Ну это уж наглость совсем! – задохнулся Василий и навис над поэтом. – Совершенно не выдержан размер, рифмы глупые, стихи ни о чем....
И остановился, глядя как на глаза поэта наворачиваются слезы.
- К черту! – зарыдал в голос поэт. – Добивай уж. Давай! Про Бродского скажи! Давай, давай! Мешаю всем – чего б не добить. Давай. Скажи о стихах на уровне начальной школы.
Сжалился Василий, глядя как вздрагивают плечи поэта. Он налил в стакан водки, достал из холодильника колбасы и сказал:
- Выпей вот. И поешь. Разнюнился весь...
Поэт заправски опрокинул в себя стакан, занюхал колбасой и сказал:
- Дааа. А знаешь, какие мы ранимые? Знаешь? А чего вы против нас имеете-то? Что мы вам сделали-то?
- Ничего. В этом-то и дело. – сказал Василий. – А ведь и не денешься от вас никуда. Куда ни плюнь – двух поэтов забрызгаешь.
- Убить поэта каждый рад, за рифму, за душУ, за слово...
- За душУ. – передразнил Василий.
– Я неправильно поставил удобрение. Художественный прием такой.
- Эх ты, рифмоплет...
- За рифму бить меня не станут, а за распитие прибьют. – опять забубнил поэт.
- ААААААА!! – закричала за спиной Василя супруга. – Поэт, поэт!! Господи! Прибей его!!! ААААА!
- Цыц, сирена! – цыкнул Василий. – Ну поэт и поэт. Чего орать-то? Ты посмотри на него. Он ручной совсем. Прозой иногда говорит.
- Не буду, не буду, не буду! – верещала супруга. – Противные они!
- Ну противные, конечно. А этот – ничего вроде. Ну посмотри. – уговаривал Василий.
Супруга посмотрела на поэта.
- Здравствуйте. – сказал поэт. – Вы очень симпатичны в этой ночнушке.
- Какой милый! – ахнула супруга. – Проза. Умничка какой.
- Я вашей статью очарован! И голоском почти взволнован! – выдал поэт.
- Ай-ай! – взвизгнула супруга Василия. – Пусть он не переходит на рифму.
- Ну ты. – осадил поэта Василий. – Ты давай сразу не елозь. Пусть попривыкнет женщина.
- А пусть он у нас останется жить! – совсем уж нелогично предложила супруга. – Забавный такой.
Так и остался поэт у Василия. Гости как приходили, удивлялись постоянно – надо же, ручной поэт. А поэт им улыбался мило, водку пил с ними, разговаривал о футболе, о политике, о бабах. И все в прозе. Все удивлялись – вменяемый какой поэт завелся у Василия. Злые языки утверждали, что это породистый, но одичавший поэт. Но Василий говорил, что у доброго человека и поэт-любитель будет вести себя как человек.
А уж детям сколько радости было. Сядут они вокруг поэта и слушают. А он им ерунду всякую читает про «Сядем, сядем на пенек, в этот пасмурный денек. И зайчатки, и жучок – все присядут на пенек.» А детки веселятся, в ладошки хлопают. Дети – они такие. Им что не прочти – все им высокая поэзия и все в радость. Главное, чтоб дядька взрослый им читал, а не уходил водку пить.

© Фрумич
  •  
3-12-2009 
3-12-2009 
О том, что мой супруг болен на всю голову, свидетельствует уже тот факт, что он женат на мне. У него какое-то невероятное количество бзиков, которые со временем начинают распространяться воздушно-капельным путём на родных, друзей и знакомых.
Одним из таких бзиков является манера давать человеческие имена неодушевлённым предметам. Не всем, конечно, а только наиболее достойным. И он не просто их крестит - он с ними ещё и разговаривает.

Например, у него есть любимая кружка. На кружке нарисован пингвин. Пингвина зовут Пафнутий.
Я как-то поинтересовалась:
- А почему Пафнутий-то?
Муж посмотрел на меня удивлённо и спросил:
- Ну а как?
Я подумала и поняла: действительно, больше никак.
По утрам муж достаёт Пафнутия из кухонного шкафчика и говорит:
- Ну, брат Пафнутий, по кофейку?
Вечерами они с Пафнутием пьют чай, и муж мой жалуется ему на меня:
- Видишь, Пафнутий, с кем приходится коротать век? Цени, брат, одиночество, не заводи пингвиниху.

Ещё на даче у нас проживает болгарка по имени Зинаида. Болгарка - не в смысле уроженка Болгарии, а в смысле инструмент для резки металла.
Сперва муж назвал её Снежана, потому что считал, что у болгарки непременно должно быть болгарское имя. Однако, познакомившись с характером болгарки, он понял, что она Зинаида.
Когда нужно разрезать что-нибудь металлическое, он достаёт её из сарая и говорит:
- Зинаида, а не побезумствовать ли нам?
И они начинают безумствовать. А когда набезумствуются, он её относит в сарай, укладывает на полку и нежно говорит:
- Сладких снов тебе, Зина.

А в квартире у нас живёт шкаф по имени Борис Петрович. Вот так уважительно, по имени-отчеству, да.
Это мы когда только купили квартиру, то первым делом заказали шкаф. И собирал нам этот шкаф сборщик, которого звали Борис Петрович.
Конечно, сей факт бросает тень позора на моего мужа, но на самом деле этому есть объяснение.
Вообще-то, всю остальную мебель в нашем доме (а так же в доме моей мамы, в доме его родителей и в домах многих наших друзей) муж собирал сам. И шкаф бы собрал, как раз плюнуть, но вышло так, что в день доставки он находился в командировке и вернуться должен был только недели через две.
Я категорически отказалась жить две недели посреди немыслимого количества досок и коробок, к тому же мне не терпелось поскорей развесить всю одежду на вешалки, поэтому дожидаться мужа не стала и пригласила магазинного сборщика. И, конечно, сорок раз об этом пожалела.
Сборщик Борис Петрович, собираясь ко мне в гости, принял одеколонную ванну, и этим одеколоном марки "Хвойный лес" (или "Русское поле", или "Юность Максима" - не знаю) провонял весь дом. Я спасалась от амбре Бориса Петровича на балконе.
Работал Борис Петрович сосредоточенно, неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, с пятью перерывами на чаепитие. Очень удивлялся, почему я не составляю ему компанию за столом. А я просто не могу пить чай, воняющий одеколоном.
Профессионал Борис Петрович, будучи сборщиком от бога, собирал шкаф с 9 часов утра до 11 часов вечера. Мой муж за это время мог бы легко посторить двухэтажный дом и баньку во дворе.
Вещи мои так и остались лежать в коробках, не познав холодка вешалок, потому что все две недели до приезда мужа я проветривала всю квартиру, и шкаф в частности, от аромата Бориса Петровича. Мне даже было стыдно ездить в метро, потому что мне казалось, что от меня на весь вагон таращит этим дешёвым убойным одеколоном.
Когда муж приехал, в квартире уже была вполне пристойная атмосфера. Он радостно подскочил к мебельной обновке, счастливо завопил: "О, шкафчик!" - и замер, распахнув дверцы.
Примерно минуту он приходил в себя от нахлынувшего на него смрада, а потом спросил меня:
- Эммм... Это что?
- Это Борис Петрович, - ответила я.
Вот так наш шкаф получил своё имя, а сборщик Борис Петрович, сам того не ведая, стал его крёстным (нашим кумом, стало быть).
Теперь муж, собираясь на какое-нибудь важное мероприятие, советуется со шкафом, что ему надеть:
- Борис Петрович, как насчёт синей рубашки?
Или просит:
- Не одолжите ли галстук, Борис Петрович?
Или вешает в него костюм и говорит:
- Борис Петрович, храни его, как свою честь.

Ещё у нас есть журнальный столик Степан.
Ну тут всё просто: мы его купили в разобранном виде, а дома выяснилось, что инструкция по сборке написана на английском и китайском языках.
Муж сперва потребовал у меня читать китайский вариант, потом минут десять возмущался, что женился на какой-то безграмотной лохушке, которая даже китайского не знает, а после этого милостиво разрешил читать по-английски.
Лохушка-жена и по-английски, в общем... кхммм... Но ещё что-то как-то.
В инструкции было написано: "step one". Ну, при моём произношении... В общем, так журнальный столик стал Степаном.
Когда я ищу зажигалку или какой-нибудь журнальчик, муж говорит:
- Не знаю, где. Спроси у Степана.

Ещё у нас есть микроволновка Галя. Я так понимаю, это что-то личное, о чём мне знать не надобно.
Потому что когда муж пихает в неё тарелку с едой и нежно говорит: "Согрей, Галя... Сделай это для меня, крошка..." - у меня все вопросы застревают где-то в районе щитовидки.
Отголоски романтического прошлого, видимо.

Ещё у нас на даче есть электроплитка, которая вечно ломается. Муж зовёт её Надюша.
Когда я спросила, почему именно Надюша, он ответил:
- Да была у меня одна... Тоже всё время ломалась.
Когда он утром собирается пожарить на ней яичницу, то всегда спрашивает:
- Ну, Надюша, сегодня-то ты станешь, наконец, моей? Давай, детка, дай шанс моим яйцам.

Ещё у нас есть пепельница Раиса. Муж утверждает, что то, что она Раиса, видно невооружённым глазом.
Когда муж хочет покурить, он говорит:
- Раиса, составь приятную компанию.
А когда его что-то отвлекает, то он кладёт в неё сигарету и говорит:
- Раиса, покарауль.

Эта инфекция носит вирусный характер.
У одних наших друзей есть телевизор Филя (потому что "Philips") и холодильник Анатолий (потому что в нём всегда напихано всякого говна, как в карманах жилетки Вассермана).
Другие лентяйку от телевизора назвали Люсей - в честь соседки, которая тоже, по их словам, лентяйка.
У третьих проживает стиральная машина Любовь Петровна. Когда им эту машину доставили и распаковали, то их старенькая бабушка всплеснула руками и сказала:
- Красивая, как Любовь Петровна Орлова!
И даже у моей мамы есть чайная ложечка по имени Изольда. Я так и не знаю, почему именно Изольда. Когда я попыталась это выяснить, мама посмотрела на меня, как на умалишённую (впрочем, она всегда на меня так смотрит), а муж возмущённо сказал, что более глупого вопроса в жизни не слышал, и что каждому дураку понятно, почему ложечку так зовут.

Собственно, вот.
Не знаю, зачем я тут всё это понаписала... Ну, вероятно для того, чтоб лишний раз подчеркнуть идиотизм своей семьи и приближённых к ней товарищей.


© yapritopala
  •  
5-12-2009 
Первый рассказ про поэта уже кто -то в этой теме выкладывал Rolling Eyes

А второй - креативненький , легенький . С удовольствием прочитала Wink

_________________

Нахожусь в прекрасном возрасте: дурь уже выветрилась ,а до маразма еще далеко !

  •  
8-12-2009 
8-12-2009 
Золотая Рыбка писал(а):
уже кто -то
йа-то Rolling Eyes

_________________

"Аэродинамика - это для тех, кто не умеет строить мощные моторы" - Энцо Феррари

  •  
8-12-2009 
8-12-2009 
Сyвениpы из Тpои

- А вот это мы Одиссеем на фоне тpоянской стены, - сказал Ахиллес.

Чеpепаха пpисмотpелась:

- Как интеpесно. Что это там на ней напи...

- А это, - поспешно пеpебил Ахиллес, показывая новyю фотогpафию, - Та самая Елена Тpоянская.

- Да нy?!

Где-то с минyтy Чеpепаха пpистально всматpивалась в фотогpафию. Потом подняла взгляд на Ахиллеса. Взгляд был очень выpазительным.

- Знаешь, - сказал Ахиллес, - Hе я начал тpоянскyю войнy. Hечего на меня так смотpеть.

- Все в поpядке, - сказала Чеpепаха, - Она действительно пpекpасна. Сто тысяч гpеков не могyт ошибаться.

Ахиллес недовеpчиво хмыкнyл, и пpодолжил:

- Ладно, а на этой я.- Ох.

- Удачная фотогpафия, - оживилась Чеpепаха - Hадо же было так момент поймать.

- Hе может быть, - с отчаянием сказал Ахиллес, - Я дyмал, я ее выкинyл.

- А ты ничего полyчился, - сказала Чеpепаха, - Эта стpела в пятке пpидает тебе очень сеpьезный вид.

- Мне не стоило знакомить Паpиса с Зеноном, - сказал Ахиллес, - Я стал жеpтвой их pасхождения во взглядах.

- А на заднем плане что?

- Конь, - бypкнyл Ахиллес, - Тpоянский.

- Вот это? - спpосила Чеpепаха.

- Что тебе на этот pаз не нpавится?

- Hичего. Hичего. У вас была веселая осада. И тепеpь становится понятно, откyда pастyт ноги y мифа пpо Годзиллy.

Чеpепаха пошаpила на дне коpобки с фотогpафиями и сyвениpами.

- Ого. Что это такое?

- Ключ от гоpода, - сказал Ахиллес.

- А зачем он?

- Победители после осады полyчают ключ от гоpода. Это тpадиция.

- Hет, я спpашиваю, зачем нyжен ключ от гоpода?

- Hy, ты даешь, - изyмился Ахиллес, - Ты, когда из дома выходишь, pазве двеpи не запиpаешь? А тyт - целый гоpод. Еще влезет кто, натопчет. Когда все кончилось, мы его запеpли, и pазошлись по своим делам.

- Здоpово, - сказала Чеpепаха, - Вот это, я понимаю, сyвениp. А можно, я его себе оставлю?

- Да, пожалyйста, - пожал плечами Ахиллес, - Hе отдавай только никомy. Заглянем как-нибyдь.

- Что ты, - изyмилась Чеpепаха, - Hикомy-никомy. Скоpее со мной полено заговоpит, чем я комy-нибyдь его отдам.

Пока она беpежно пpятала изящный золотой ключ в каpман, Ахиллес пытался понять, что же его так настоpожило.

Иван Матвеев (vetertann)

_________________

"Аэродинамика - это для тех, кто не умеет строить мощные моторы" - Энцо Феррари

  •  
8-12-2009 
8-12-2009 
Из той же серии Smile

- Это тот самый ящик? - с любопытством спросила Черепаха.

- Тот самый, - сказала Пандора.

- Так не бывает, - категорически сказал Ахиллес, - Это же метафора. Что ТАКОГО может быть в ящике, что может принести миру много бедствий?

- Ну... - начала Пандора.

- И как в ящике может остаться Надежда?

- А вот это, - сказала Пандора, - Уже метафора.

- А что же там? - спросила Черепаха.

- Мой кот.

Ахиллес и Черепаха молча уставились на Пандору.

Та вздохнула.

- Понимаете, - сказала она, - Я очень надеюсь, что с ним все в порядке. Но крышку открывать не рискую...

_________________

"Аэродинамика - это для тех, кто не умеет строить мощные моторы" - Энцо Феррари

  •  
17-12-2009 

_________________

  •  
17-12-2009 
17-12-2009 
Легированный писал(а):
Много мата,постить не буду,дам ссылку....Читать ДО КОНЦА Exclamation
www.udaff.com/creo/103938.html
Да. спасибо с утреца... Smile прочитал..

_________________

«Всегда лучше иметь пистолет и не использовать его, чем нуждаться в пистолете и не иметь его».

  •  
5-01-2010 
5-01-2010 
twain.narod.ru/velo.htm

Подумав хорошенько, я решил, что справлюсь с этим делом. тогда я пошел
и купил бутыль свинцовой примочки и велосипед. Домой меня провожал
инструктор, чтобы преподать мне начальные сведения. Мы уединились на заднем
дворе и принялись за дело.
Велосипед у меня был не вполне взрослый, а так, жеребеночек - дюймов
пятидесяти, с укороченными педалями и резвый, как полагается жеребенку.
Инструктор кратко описал его достоинства, потом сел ему на спину и проехался
немножко, чтобы показать, как это просто делается. Он сказал, что труднее
всего, пожалуй, выучиться соскакивать, так что это мы оставим напоследок.
Однако он ошибся. К его изумлению и радости обнаружилось, что ему нужно
только посадить меня и отойти в сторонку, а соскочу я сам. Я соскочил с
невиданной быстротой, несмотря на полное отсутствие опыта. Он стал с правой
стороны, подтолкнул машину - и вдруг все мы оказались на земле: внизу он, на
нем я, а сверху машина.
Осмотрели машину - она нисколько не пострадала. Это было невероятно.
Однако инструктор уверил меня, что так оно и есть; и действительно, осмотр
подтвердил его слова. Из этого я должен был, между прочим, понять, какой
изумительной прочности вещь мне удалось приобрести. Мы приложили к синякам
свинцовую примочку и начали снова. Инструктор на этот раз стал с левой
стороны, но и я свалился на левую, так что результат получился тот же самый.
Машина осталась невредима. Мы еще раз примочили синяки и начали снова.
На этот раз инструктор занял безопасную позицию сзади велосипеда, но, не
знаю уж каким образом, я опять свалился прямо на него.
Он не мог прийти в себя от восторга и сказал, что это прямо-таки
сверхъестественно: на машине не было ни царапинки, она нигде даже не
расшаталась. Примачивая ушибы, я сказал, что это поразительно, а он ответил,
что когда я хорошенько разберусь в конструкции велосипеда, то пойму, что его
может покалечить разве только динамит. Потом он, хромая, занял свое место, и
мы начали снопа. На этот раз инструктор стал впереди и велел подталкивать
машину сзади. Мы тронулись с моста значительно быстрее, тут же наехали на
кирпич, я перелетел через руль, свалился головой вниз, инструктору на спину,
и увидел, что велосипед порхает в воздухе, застилая от меня солнце. Хорошо,
что он упал на нас: это смягчило удар, и он остался цел.
Через пять дней я встал, и меня повезли в больницу навестить
инструктора; оказалось, что он уже поправляется. Не прошло и недели, как я
был совсем здоров. Это оттого, что я всегда соблюдал осторожность и
соскакивал на что-нибудь мягкое. Некоторые рекомендуют перину, а по-моему -
инструктор удобнее.
Наконец инструктор выписался из больницы и привел с собой четырех
помощников. Мысль была неплохая. Они вчетвером держали изящную машину,
покуда я взбирался на седло, потом строились колонной и маршировали по обеим
сторонам, а инструктор подталкивал меня сзади; в финале участвовала вся
команда.
Велосипед, что называется, писал восьмерки, и писал очень скверно. Для
того чтобы усидеть на месте, от меня требовалось очень многое и всегда
что-нибудь прямо-таки противное природе. Противное моей природе, но не
законам природы. Иначе говоря, когда от меня что-либо требовалось, моя
натура, привычки и воспитание заставляли меня поступать известным образом, а
какой-нибудь незыблемый и неведомый мне закон природы требовал, оказывается,
совершенно обратного. Тут я имел случай заметить, что мое тело всю жизнь
воспитывалось неправильно. Оно погрязло в невежестве и не знало ничего,
ровно ничего такого, что могло быть ему полезно. Например, если мне
случалось падать направо, я, следуя вполне естественному побуждению, круто
заворачивал руль налево, нарушая таким образом закон природы. Закон требовал
обратного: переднее колесо нужно поворачивать в ту сторону, куда падаешь.
Когда тебе это говорят, поверить бывает трудно. И не только трудно -
невозможно, настолько это противоречит всем твоим представлениям. А сделать
еще труднее, даже если веришь, что это нужно. Не помогают ни вера, ни
знание, ни самые убедительные доказательства; сначала просто невозможно
заставить себя действовать по-новому. Тут на первый план выступает разум: он
убеждает тело расстаться со старыми привычками и усвоить новые.
С каждым днем ученик делает заметные шаги вперед. К концу каждого урока
он чему-нибудь да выучивается и твердо знает, что выученное навсегда
останется при нем. Это не то, что учиться немецкому языку: там тридцать лет
бредешь ощупью и делаешь ошибки; наконец думаешь, что выучился, - так нет
же, тебе подсовывают сослагательное наклонение - и начинай опять сначала.
Нет, теперь я вижу, в чем беда с немецким языком: в том, что с него нельзя
свалиться и разбить себе нос. Это поневоле заставило бы приняться за дело
вплотную. И все-таки, по-моему, единственный правильный и надежный путь
научиться немецкому языку - изучать его по велосипедному способу. Иначе
говоря, взяться за одну какую-нибудь подлость и сидеть на ней до тех пор,
пока не выучишь, а не переходить к следующей, бросив первую на полдороге.
Когда выучишься удерживать велосипед в равновесии, двигать его вперед и
поворачивать в разные стороны, нужно переходить к следующей задаче -
садиться на него. Делается это так: скачешь за велосипедом на правой ноге,
держа левую на педали и ухватившись за руль обеими руками. Когда скомандуют,
становишься левой ногой на педаль, а правая бесцельно и неопределенно
повисает в воздухе; наваливаешься животом на седло и падаешь - может,
направо, может, налево, но падаешь непременно. Встаешь - и начинаешь то же
самое сначала. И так несколько раз подряд.
Через некоторое время выучиваешься сохранять равновесие, а также
править машиной, не выдергивая руль с корнем. Итак, ведешь машину вперед,
потом становишься на педаль, с некоторым усилием заносишь правую ногу через
седло, потом садишься, стараешься не дышать, - вдруг сильный толчок вправо
или влево, и опять летишь на землю.
Однако на ушибы перестаешь обращать внимание довольно скоро и
постепенно привыкаешь соскакивать на землю левой или правой ногой более или
менее уверенно. Повторив то же самое еще шесть раз подряд и еще шесть раз
свалившись, доходишь до полного совершенства. На следующий раз уже можно
попасть на седло довольно ловко и остаться на нем, - конечно, если не
обращать внимания на то, что ноги болтаются в воздухе, и на время оставить
педали в покое; а если сразу хвататься за педали, то дело будет плохо.
Довольно скоро выучиваешься ставить ноги на педали не сразу, а немного
погодя, после того как научишься держаться на седле, не теряя равновесия.
Тогда можно считать, что ты вполне овладел искусством садиться на велосипед,
и после небольшой практики это будет легко и просто, хотя зрителям на первое
время лучше держаться подальше, если ты против них ничего не имеешь.
Теперь пора уже учиться соскакивать по собственному желанию;
соскакивать против желания научаешься прежде всего. Очень легко в двух-трех
словах рассказать, как это делается. Ничего особенного тут не требуется, и,
по-видимому, это нетрудно; нужно опускать левую педаль до тех пор, пока нога
не выпрямится совсем, повернуть колесо влево и соскочить, как соскакивают с
лошади. Конечно, на словах это легчелегкого, а на деле оказывается трудно.
Не знаю, почему так выходит, знаю только, что трудно. Сколько ни старайся,
слезаешь не так, как с лошади, а летишь кувырком, точно с крыши. И каждый
раз над тобой смеются.
II
В течение целой недели я обучался каждый день часа по полтора. После
двенадцатичасового обучения курс науки был закончен, так сказать, начерно.
Мне объявили, что теперь я могу кататься на собственном велосипеде без
посторонней помощи. Такие быстрые успехи могут показаться невероятными.
Чтобы обучиться верховой езде хотя бы начерно, нужно гораздо больше времени.
Правда, я бы мог выучиться и один, без учителя. только это было бы
рискованно: я от природы неуклюж. Самоучка редко знает что-нибудь как
следует и обычно в десять раз меньше, чем узнал бы с учителем; кроме того,
он любит хвастаться и вводить в соблазн других легкомысленных людей.
Некоторые воображают, будто несчастные случаи в нашей жизни, так называемый
"жизненный опыт", приносят нам какую-то пользу. Желал бы я знать, каким
образом? Я никогда не видел, чтобы такие случаи повторялись дважды. Они
всегда подстерегают нас там, где не ждешь, и застают врасплох. Если личный
опыт чего-нибудь стоит в воспитательном смысле, то уж, кажется, Мафусаила но
переплюнешь, - и все-таки, если бы старик ожил, так, наверное, первым делом
ухватился бы за электрический провод, и его свернуло бы в три погибели. А
ведь гораздо умнее и безопаснее для него было бы сначала спросить
кого-нибудь, можно ли хвататься за провод. Но ему это как-то не подошло бы:
он из тех самоучек, которые полагаются на опыт; он захотел бы проверить сам.
И в назидание себе он узнал бы, что скрюченный в три погибели патриарх
никогда не тронет электрический провод; кроме того, это было бы ему полезно
и прекрасно завершило бы его воспитание - до тех пор, пока в один прекрасный
день он не вздумал бы потрясти жестянку с динамитом, чтобы узнать, что в ней
находится.
Но мы отвлеклись в сторону. Во всяком случае, возьмите себе учителя -
это сбережет массу времени и свинцовой примочки.
Перед тем как окончательно распроститься со мной, мой инструктор
осведомился, достаточно ли я силен физически, и я имел удовольствие сообщить
ему, что вовсе не силен. Он сказал, что из-за этого недостатка мне первое
время довольно трудно будет подниматься в гору на велосипеде, но что это
скоро пройдет. Между его мускулатурой и моей разница была довольно заметная.
Он хотел посмотреть, какие у меня мускулы. Я ему показал свой бицепс -
лучшее, что у меня имеется по этой части. Он чуть не расхохотался и сказал:
- Бицепс у вас дряблый, мягкий, податливый и круглый, скользит из-под
пальцев, в темноте его можно принять за устрицу и метке.
Должно быть, лицо у меня вытянулось, потому что он прибавил ободряюще:
- Это не беда, огорчаться тут нечего; немного погодя вы не отличите ваш
бицепс от окаменевшей почки. Только не бросайте практики, ездите каждый
день, и все будет в порядке.
После этого он со мной распростился, и я отправился один искать
приключений. Собственно, искать их не приходится, это так только говорится,
- они сами вас находят.
Я выбрал безлюдный, по-воскресному тихий переулок шириной ярдов в
тридцать. Я видел, что тут, пожалуй, будет тесновато, но подумал, что если
смотреть в оба и использовать пространство наилучшим образом, то как-нибудь
можно будет проехать.
Конечно, садиться на велосипед в одиночестве оказалось не так-то легко:
но хватало моральной поддержки, не хватало сочувственных замечаний
инструктора: "Хорошо, вот теперь правильно. Валяйте смелей, вперед!"
Впрочем, поддержка у меня все-таки нашлась. Это был мальчик, который сидел
на заборе и грыз большой кусок кленового сахару.
Он живо интересовался мной и все время подавал мне советы. Когда я
свалился в первый раз, он сказал, что на моем месте непременно подложил бы
себе подушки спереди и сзади - вот что! Во второй раз он посоветовал мне
поучиться сначала на трехколесном велосипеде. В третий раз он сказал, что
мне, пожалуй, не усидеть и на подводе. В четвертый раз я кое-как удержался
на седле и поехал по мостовой, неуклюже виляя, пошатываясь из стороны в
сторону и занимая почти всю улицу. Глядя на мои неуверенные и медленные
движения, мальчишка преисполнился презрения и завопил:
- Батюшки! Вот так летит во весь опор!
Потом он слез с забора и побрел но тротуару, не сводя с меня глаз и
порой отпуская неодобрительные замечания. Скоро он соскочил с тротуара и
пошел следом за мной. Мимо проходила девочка, держа на голове стиральную
доску; она засмеялась и хотела что-то сказать, но мальчик заметил
наставительно:
- Оставь его в покое, он едет на похороны. Я с давних пор знаю эту
улицу, и мне всегда казалось, что она ровная, как скатерть: но, к удивлению
моему, оказалось, что это неверно. Велосипед в руках новичка невероятно
чувствителен: он показывает самые тонкие и незаметные изменения уровня, он
отмечает подъем там, где неопытный глаз не заметил бы никакого подъема; он
отмечает уклон везде, где стекает вода. Подъем был едва заметен, и я
старался изо всех сил, пыхтел, обливался потом, - и все же, сколько я ни
трудился, машина останавливалась чуть ли не каждую минуту. Тогда мальчишка
кричал:
- Так, так! Отдохни, торопиться некуда. Все равно без тебя похороны не
начнутся.
Камни ужасно мне мешали. Даже самые маленькие нагоняли на меня страх. Я
наезжал на любой камень, как только делал попытку его объехать, а не
объезжать его я не мог. Это вполне естественно. Во всех нас заложено нечто
ослиное, неизвестно по какой причине.
В конце концов я доехал до угла, и нужно было поворачивать обратно. Тут
нет ничего приятного, когда приходится делать поворот в первый раз самому,
да и шансов на успех почти никаких. Уверенность в своих силах быстро
убывает, появляются всякие страхи, каждый мускул каменеет от напряжения, и
начинаешь осторожно описывать кривую. Но нервы шалят и полны электрических
искр, и кривая живехонько превращается в дергающиеся зигзаги, опасные для
жизни. Вдруг стальной конь закусывает удила и, взбесившись, лезет на
тротуар, несмотря на все мольбы седока и все его старания свернуть на
мостовую. Сердце у тебя замирает, дыхание прерывается, ноги цепенеют, а
велосипед все ближе и ближе к тротуару. Наступает решительный момент,
последняя возможность спастись. Конечно, тут все инструкции разом вылетают
из головы, и ты поворачиваешь колесо от тротуара, когда нужно повернуть к
тротуару, и растягиваешься во весь рост на этом негостеприимном, закованном
в гранит берегу. Такое уж мое счастье: все это я испытал на себе. Я вылез
из-под неуязвимой машины и уселся на тротуар считать синяки.
Потом я пустился в обратный путь. И вдруг я заметил воз с капустой,
тащившийся мне навстречу. Если чего-нибудь не хватало, чтоб довести
опасность до предела, так именно этого. Фермер с возом занимал середину
улицы, и с каждой стороны воза оставалось каких-нибудь четырнадцать -
пятнадцать ярдов свободного места. Окликнуть его я не мог - начинающему
нельзя кричать: как только он откроет рот, он погиб; все его внимание должно
принадлежать велосипеду. Но в эту страшную минуту мальчишка пришел ко мне на
выручку, и на сей раз я был ему премного обязан. Он зорко следил за
порывистыми и вдохновенными движениями моей машины и соответственно извещал
фермера:
- Налево! Сворачивай налево, а не то этот осел тебя переедет.
Фермер начал сворачивать.
- Нет, нет, направо! Стой! Не туда! Налево! Направо! Налево, право,
лево, пра... Стой, где стоишь, не то тебе крышка!
Тут я как раз заехал подветренной лошади в корму и свалился вместе с
машиной. Я сказал:
- Черт полосатый! Что ж ты, не видел, что ли, что я еду?
- Видеть-то я видел, только почем же я знал, в какую сторону вы едете?
Кто же это мог знать, скажите, пожалуйста? Сами-то вы разве знали, куда
едете? Что же я мог поделать?
Это было отчасти верно, и я великодушно с ним согласился. Я сказал,
что, конечно, виноват не он один, но и я тоже.
Через пять дней я так насобачился, что мальчишка не мог за мной
угнаться. Ему пришлось опять залезать на забор и издали смотреть, как я
падаю.
В одном конце улицы было несколько невысоких каменных ступенек на
расстоянии ярда одна от другой. Даже после того, как я научился прилично
править, я так боялся этих ступенек, что всегда наезжал на них. От них я,
пожалуй, пострадал больше всего, если но говорить о собаках. Я слыхал, что
даже первоклассному спортсмену не удастся переехать собаку: она всегда
увернется с дороги. Пожалуй, это и верно; только мне кажется, он именно
потому не может переехать собаку, что очень об этом старается. Я вовсе не
старался переехать собаку. Однако все собаки, которые мне встречались,
попадали под мой велосипед. Тут, конечно, разница немалая. Если ты
стараешься переехать собаку, она сумеет увернуться, но если ты хочешь ее
объехать, то она не сумеет верно рассчитать и отскочит не в ту сторону, в
какую следует. Так всегда и случалось со мной. Я наезжал на всех собак,
которые приходили смотреть, как я катаюсь. Им нравилось на меня глядеть,
потому что у нас по соседству редко случалось что-нибудь интересное для
собак. Немало времени я потратил, учась объезжать собак стороной, однако
выучился даже и этому.
Теперь я еду, куда хочу, и как-нибудь поймаю этого мальчишку и перееду
его, если он не исправится.
Купите себе велосипед. Не пожалеете, если останетесь живы.

_________________

Вы все психи, и не лечитесь.

  •  
10-01-2010 
10-01-2010 
А скоро Новый Год. На пятачках, огороженных забором из кое-как сбитого штакетника будут продавать ёлки. Тридцать первого декабря, в этом ёлочном загоне останутся только две лысых ёлки, и пьяный продавец, наряженный Петрушкой. Он будет пьян и великодушен, поэтому разрешит бабушкам, одетым в коричневые пальто с кошачьим воротником, собрать с земли хвойные ветки. Он разрешит им забрать их бесплатно. Потому что через три часа наступит Новый Год. Всем в эту ночь хочется почувствовать себя немножко Дедом Морозом. «Берите, клячи, - скажет Петрушка, махнув рукой, - вон в том углу ещё посмотрите, там хорошие ветки лежат» И старушки, лопоча «Дай Бог тебе здоровья, сынок», начнут подбирать колючие ветки сухонькими ручками в синих варежках-самовязах… И через три часа на Спасской башне начнут бить куранты, а миллионы человек поднимутся из-за стола, заставленного салатами и тарелками с лоснящимися кружочками сырокопчёной колбасы, чтобы стоя войти в новый год. Миллионы просьб и желаний выстрелят в космос. «Хочу, чтобы в этом году Вася на мне женился», «Хочу, чтобы хоть в этом ходу он сдох, сука, как он меня достал», «Хочу, чтобы мне подарили собачку», «Хочу выздороветь и прожить хотя бы ещё один годик».. И с последним, двенадцатым ударом часов, миллионы глоток завопят «Ура!», и кинутся к мобильным телефонам, чтобы успеть дозвониться до своих близких, пока сеть наглухо не зависла. «Мама, с Новым Годом! Поправляйся…», «Серёга, давай, рули скорее, мы тебя ждём!», «Сыночек, я тебе желаю…», «Папа, а почему ты ко мне не приехал?»
В час ночи ты оглохнешь от непрестанных взрывов петард и салютов за окном и от визга автомобильных сигнализаций. Ты даже присоединишься к ним. Ты выйдешь на улицу, и подожжёшь фитиль китайской ракеты, которая будет долго искрить, дымить, вонять, а потом неожиданно рванёт вбок, и замечется по непредсказуемой траектории. Женские визги, хлопки открываемых бутылок Советского шампанского, и ощущение всенародного единства. «С Новым Годом, брат!» – кричат тебе незнакомые пьяные подростки, а ты угощаешь незнакомую пьяную девушку своим Советским шампанским, и вы целуетесь «на брудершафт». Потом до утра песни в караоке, танцы под Сердючку, с беготнёй на лестничную клетку, чтобы покурить. На лестнице, в клубах сизого дыма, ты видишь свою соседку Маринку, с красным лицом, в боа из мишуры, и её гостей. И ты кричишь им «С Новым Годом!», а они тебе в ответ «И тебя тоже, брат! Счастья, здоровья и бабла!» В шесть утра ты, смутно понимая зачем всё это нужно, пинаешь этих «братьев» ногами, всё на той же лестничной клетке, и Маринка визжит на весь подъезд, а у тебя в ушах стоит грохот давно взорванных петард, и в глазах блики от Маринкиной мишуры. И всё вертится, вертится, вертится…

***

А скоро Новый Год. Уже два дня в доме пахнет мандаринами. Мама их купила целую большую сумку, и спрятала на балконе. Иногда можно незаметно утащить оттуда две штучки – себе и сестрёнке, и быстро их съесть, запихнув оранжевые мясистые шкурки под кровать.
В большой комнате, в углу стоит ёлка. Её принёс папа три дня назад, и мы все её наряжали. Мама достала с антресолей большую коробку из-под сапог, перевязанную бечёвкой, в которой, утонув в вате, лежат хрупкие стеклянные шары и фигурки. Вот эту белку мне подарили в детском саду. За победу в каком-то конкурсе на утреннике. А вот это – царь. Все знают, что это мамин царь. Он старый совсем, и с дыркой на боку. Но мама всегда его вешает на самое видное место. Потому что этот царь старше её самой, как она говорит. И гирлянда у нас есть. Перепутанная вся. Мы её распутываем осторожно, и вешаем на ёлку. А потом папа выключает свет, и включает гирлянду в розетку. Сначала ничего не происходит, долго так. Сидим в темноте, и дышим. И вдруг гирлянда начинает мигать, освещая ватного Деда Мороза, стоящего на белой простыне под ёлкой, который тоже старше моей мамы, и наши с сестрой лица. У Машки оно то красное, то зелёное. У меня, наверное, тоже.
Сегодня с самого утра мама с папой торчат на кухне, и что-то готовят. Слышится стук ножей о разделочную доску, и голоса «Проверь холодец на балконе, может, его пора в холодильник поставить?», «Ты курицу целиком запекать будешь или мариновать?» и «Ну, вот куда ты это положил, а? Сдурел? Я на ней фрукты режу, а он – селёдку!». По телевизору показывают «Иронию судьбы» и рыженькая девочка поёт про три белых коня. На улице ещё светло, а дома скучно. На кухню с запотевшими окнами меня не пускают, чтобы не мешалась. Начинаю ныть и капризничать. Получаю шлепок по заднице от мамы, а папа откладывает в сторону половину селёдки, моет руки, и берёт меня за плечо: «Доставай коньки, и помоги Маше одеться». Визжу и бегу по коридору, путаясь в сползших, не моего размера, колготках, и кричу «Машка, мы на каток щас пойдём!»
Машка совсем не умеет кататься на коньках, два раза упала, надулась, и папа отнёс её на лавочку, где начал молча снимать с неё коньки, отчего Машка ещё больше надулась, а потом заревела. Совсем незаметно стемнело. Значит, скоро Новый Год. Папа машет мне рукой, и я подкатываюсь к лавочке, с готовностью протягиваю папе ногу в коньке, и, держась за папину шею, жду, когда он наденет синие пластмассовые чехлы на лезвия. Если б с нами не была папы, я бы ни за что не надела чехлы. Я бы доковыляла до кусочка асфальта возле канализационного люка, и била бы по нему коньком, чтобы искры летели. Как у Серебряного копытца. Один раз папа это увидел, и наказал меня. Я месяц не ходила на каток. В следующий раз буду выбивать искры подальше от своего дома. За Иркиным домом тоже есть люк с асфальтом.
Дверь нам открывает мама. У неё на голове бигуди, и накрашен один глаз. В руке она держит коробочку с тушью для ресниц, в которую плюёт, и возюкает там щёточкой. Мне всё время хочется сделать так же. Плюнуть и повозюкать. Но мама всегда забирает свою косметичку, когда уходит на работу. Мама смотрит на нас с Машкой, и ругает папу. «Они ж все мокрые как мыши! Зачем ты им разрешил валяться в снегу? Я только-только с больничного! Щас опять обе заболеют, а кто с ними сидеть будет?!» Папа молча помогает нам снять коньки, а мама машет своей щёточкой, и убегает в ванную докрашивать второй глаз. Из ванной слышно мамино «Тьфу!». И непонятно: то ли она в тушь плюнула, то ли на папу рассердилась. Отсюда не видно.
Мы с Машкой наряжаемся в костюмы. Я как будто бы Красная шапочка, а Машка как будто бы снежинка в короне. Я тоже корону хочу, но у меня уже красная шапочка на голове. Придумываю, как бы сверху надеть эту корону на шапочку, чтобы ничего не свалилось. Накрашенная на оба глаза мама в бигудях, бегает по квартире с тарелками. Мы с Машкой незаметно таскаем с них колбасу. Для себя и собаки Мишки. А плешь на тарелке с колбасой старательно маскируем укропом. Очень хочется есть.
По комнате нервно ходит папа в сером костюме, дёргая себя за галстук, и косясь на бутылку водки. Папа сегодня напьётся и будет смешно танцевать, сгибая колени. Мы с Машкой всегда смеёмся когда он так танцует. Мы водку не пьём. Для нас мама купила много бутылочек с Тархуном, Буратиной и Лесной ягодой. Буратину можно налить во «взрослые» хрустальные фужеры, думать что это шампанское, а потом изображать из себя пьяных, и танцевать на полусогнутых ногах.
Заходит мама, смотрит на часы, и говорит: «Проводим Старый Год». Мы с Машкой сразу принимаемся за колбасу, чтобы мама не заметила плешь под укропом. Кричим «Мне Тархун», «А мне Буратину», «Тогда мне тоже Буратину!», «А что ты за мной всё повторяешь? Пей свой Тархун!». По телевизору опять показывают Иронию судьбы, только по другому каналу. Мы с Машкой уже наелись, и уже хочется подарков. Но мы сидим, и молчим. И тоже смотрим Иронию судьбы.
Когда на экране вдруг появилась Кремлёвская стена, куранты, и круглая крыша с красным флагом – мама закричала «Слава, выключай свет скорее!». Папа выключил свет, зажёг гирлянду, и на экране появилось лицо Горбачёва с синяком на лысине. Он непонятно говорил, а мама с папой слушали, держа в руке бокалы с шампанским. И мы с Машкой тоже встали, и подняли свои фужеры с Буратиной. А потом начали бить куранты, а мама сказала «Скорее загадывайте желание!» Я загадала себе куклу Джульетту и магнитофон, а Машка, это и так понятно, железную дорогу. Я очень быстро всё загадала, а куранты всё били и били. Стало жалко, что у меня больше нет желаний, и я быстро загадала ещё, чтобы все люди в мире никогда не болели. Только я загадала про всех людей – по телевизору запели «Союз нерушимый республик свободных». Я тоже запела. У меня на всех школьных тетрадках этот гимн написан на задней обложке. Я все слова наизусть знаю. Папа включил свет, и крикнул «Ура!», и мама крикнула. И мы с Машкой тоже. Хотели чокнуться своим Буратиной с родителями, а они не разрешили. Машка шепнула мне на ухо: «А сейчас будут подарки», и мы посмотрели на папу. Папа подёргал себя за галстук, прислушался к чему-то, и вдруг схватил меня за руку: «Побежали! Я слышу, что на лестнице кто-то есть! Это Дед Мороз!» Мы побежали. Машка корону уронила, а у меня шапочка упала, но я её подобрала. На лестнице никого не было. Мы посмотрели на папу, а он тащил нас по лестнице наверх. «Он выше убежал, догоняйте!» Мы добежали со второго этажа до девятого, но Деда Мороза не нашли. Машка заревела, а я сдержалась. Открылись двери лифта. Это папа за нами приехал. «Что, говорит, - упустили Деда Мороза? А он уже успел к нам домой зайти, и подарки вам оставить. Быстрее в лифт».
Машка плакать перестала, а я подумала, что папа всё врёт. Не мог Дед Мороз так быстро от нас убежать, и вернуться к нам домой с подарками. Но папа не обманул. В комнате была настежь распахнута балконная дверь, и на паласе лежал настоящий снег, на котором отпечатались человеческие следы! А под ёлкой лежал серый мешок, и в нём что-то было! Я потрогала снег на полу, и спросила маму: «Это правда Дед Мороз приходил?», а мама сказала «Конечно. Вы только убежали – и вдруг распахивается балконная дверь, метель такая что не видно ничего, и Дед Мороз появился. В валенках и с мешком. Говорит «А где же Маша с Лидой?» Я ему говорю: «Дедушка, а они на лестнице тебя ищут», а Дед Мороз извинился, сказал: «Эх, не успею я с ними повидаться, меня другие детишки ещё ждут», и ушёл» И я сразу очень ясно представила себе и метель эту, и Деда Морза с мешком. Снег на паласе растаял уже, а я запомнила какие там следы были. Это точно от валенок.
Машка уже мешок развязала, и теперь сопит, и роется в нём. Я тоже полезла. Машку толкаю, а она меня отталкивает. Только мы всё равно поняли кому какой подарок. Мне – куклу Джульетту, а Машке железную дорогу. Ха, а Ирка говорит, что Дед Мороза не существует, и подарки дарят мама с папой. Всё она врёт. Мама с папой даже не знали, что мы с Машкой загадали под бой курантов. Только магнитофона нету почему-то. Наверное, на следующий год подарит. Когда я подрасту. Всё равно у меня даже кассет никаких нету, чтобы музыку слушать…

***

А скоро Новый Год. Скоро надо будет ехать в «Метро», и коробками закупать шампанское, водку, колбасу, консервы. Надо будет позвонить Машке, она мне всегда икру хорошую через мужа достаёт. Платье своё белое, в котором я летом на свадьбе у Женьки была, достать надо. По-моему, там пятно. В химчистку отдать нужно, если не забуду. Надо определиться где я Новый Год встречать буду: дома, в гостях, или на даче. Чулки купить нужно, и туфли откопать белые. Не помню, куда я их сунула. Ирке позвонить не забыть бы. Она мне рецепт салата дать обещала. Список подарков составить, чтобы никого не забыть. Сыну – МР3 плеер, Машке – игрушечный мотоцикл, для её коллекции, маме – духи и новую тушь, она намекала стеснительно, а папе… А папе я подарю этот рассказ.
Я подарю ему его по телефону, ровно в полночь. Пока бьют куранты, и играет гимн России. Я буду ему читать это с листа, и сдерживаться, чтобы не заплакать.
Как тогда. Двадцать три года назад. На лестнице. На девятом этаже.
Когда мне всего на одну секунду показалось, что папа может меня обмануть…

© Мама Стифлера
  •  
10-01-2010 
10-01-2010 
Марков писал(а):
Марков
пасибо ик...
Где все это находится?
первые два отрывка, наверное у всех что-ли были, но про меня это точно... В 69 в садике выиграл клоуна на обруче папьемашевного и сейчас на елке висит. А во втором отрывке наверное я папа...
  •  
Реклама для незарегистрированных пользователей. Зарегистрироваться в Клубе
Новая тема  
Все форумы  »  Жизнь в стиле Lexus  » Беседка Правила форумов