Раскрыть Скрытый текст Скрыть Скрытый текст
“Война в эпоху позднего Путина перестала быть историческим событием и стала религией. Танки - реликвии, ракеты - святыни, Победа - литургия.”
Тогда это казалось отклонением. Переходом границы между светским и сакральным. Манипуляцией. Лицемерием.
Из дня сегодняшнего ясно: это не девиация. Это - проявление неизбежного. Действительно, если под историей понимать точную хронологию фактов, то да - критика справедлива. Но если включить символическую и мифоцентричную оптику, если увидеть историю не как архив, а как иерархию внимания, - то мы просто наблюдаем, как Победа достигает своей предельной формы. Она перестаёт быть только воспоминанием и становится Образом, священным центром. Народ, лишённый памяти, рассыпается. Народ, собранный вокруг памяти Священного Победы, - ещё существует. Евреи празднуют Песах, русские - Победу.
К такому состоянию был длинный путь. Во времена Сталина Победа была будущим. Она принадлежала проекту: народу нужно было победить, чтобы стать. У Брежнева Победа стала памятью: в ней народ узнавал себя в скорби. Памятники и Вечный огонь стали гражданскими святынями. А при Путине Победа перешла в Миф. Время личной памяти ушло. Осталось подобие иконы — образ и рассказ, в котором можно принять участие. Победа стала способом не помнить, а пребывать.
Вывод напрашивается один: народ — феномен литургический. Он собирается вокруг священного, даже если не называет его Богом. Победа стала именно этим центром. Поэтому да: это область религии и веры. Но это не есть что "позорное", так как религия и вера лежат в основе любой цельности — от отдельного человека до семьи, компании, не говоря уже о народе или цивилизации.
Именно сама претензия на «объективность» исторического рассказа, стремящегося вобрать в себя все детали, — это не только утопия, но и форма лицемерия. Особенно тогда, когда такая претензия используется для дискредитации другого рассказа, именуемого «мифом».
Попытка сегодня говорить о Победе, не касаясь её символического содержания, - не просто интеллектуальная, но богословская ошибка. История Победы не принадлежит хронике; она принадлежит культу. А всякий культ строится на символе, на иерархии внимания, на избранном предмете преклонения. Претензия на «чистый» рассказ о событиях войны, свободный от нарратива, - то же, что попытка говорить о литургии, не упоминая ни хлеба, ни крови, ни алтаря. Факт сам по себе - нем. Только взгляд делает его значимым.
В этом и проявляется неизбежное лицемерие всякой претензии на беспристрастную память: оно притворяется нейтральностью, скрывая собственную аксиоматику. Победа как праздник — разоблачение этого лицемерия.
Разные версии памяти о Победе - это не просто конкурирующие нарративы, а противостоящие литургии. В каждой - свой канон, свои догматы, свои анафемы. Один и тот же день - 9 мая - в одном мифе становится праздником спасения, в другом - культом вины.
Поэтому попытки примирить эти версии в «общем европейском» или «мировом» контексте обречены: это попытка соединить литургии разных богов. Историческая память - это не внешний контур сознания, а внутренний алтарь. И потому конфликт версий Победы сегодня - не спор учёных, а война жрецов, служащих разным богам. И единственная сегодня истинная критика Победы была бы, если бы кто-то в России серьезно утверждал тождество Пасхи и Победы, Христа и государства.
Остается лишь принять, что Победа не равна совокупности битв, приказов и стратегий - она уже не только Исторический феномен. Она - целое, в котором расплавлено множество. Она - не икона в прямом смысле, но подобие её. И как икона Преображения сияет светом неописуемым, так Победа сияет в народной памяти русской цивилизации светом искупления, жертвы, возвращения смысла. И в этом - её подлинность, а не в математической точности количества снарядов, дивизий и потерь в конкретной точке пространства-времени.